«Эта земля растерзана своими просторами и одержима духом пустоты, который не выносит никакого жизнеустроения на определенном месте. Как сказал бы Гегель, “абстрактная идея беспредельности уничтожает всякую жизненную конкретность”».
Недавно студент задал мне непростой вопрос: «Почему Россия такая несчастная? И почему она приносит несчастье другим странам?»
В этом курсе мы изучали русскую литературу ХХ в., в основном, советского периода. Представления студентов формировались чтением Замятина, Ахматовой, Булгакова, Платонова, Зощенко, Бабеля, Мандельштама, Набокова, Солженицына, Шаламова, Бродского, Вен. Ерофеева и других лучших писателей ХХ в.
«Почему…?» Вот так вопрос! Меня он тоже преследовал всю сознательную жизнь. Помню, летом 2006 года, во время диалектологической экспедиции в верховья Волги, я стоял на берегу озера Селигер. Изумительный водный овал, окаймленный темным лесом, облака вверху и внизу, мир, тишина, покой… Казалось, вокруг должны быть рассыпаны зажиточные города, веселые пристани, сказочные терема, в которых живут богатые, свободные люди. Среди такой умиротворенной природы не может не возникнуть мирная, жизнерадостная, производительная цивилизация… Но в нескольких шагах от берега стояла в развалинах церковь, где на месте купола рвано зияло небо, а пол был устлан толстым слоем коровьего помета… В окружающих деревеньках осталось доживать лишь несколько старух (чей диалект мы и собирали) и вконец спившихся бобылей… Школы давно закрылись, и единственное живое место в округе — это поселок таджикских рабочих, уже успевших соорудить для себя мечеть…
Центр селигерских краев Осташков по меркам провинциальной России вполне приличный городок, но какой же унылый, безвкусный, без малейшей искорки радости и вдохновения — и это на берегу такой сказочной озерной жемчужины! Вокзал, центральная улица, пристань, — все сделано так топорно, что чувствуешь настроение строителей: только отделаться бы поскорее. Поразительная несоразмерность между чуткой, аристократически строгой, духонаполненной природой — и убогой «культурной» средой. Как будто природа просит, чтобы ее оставили в покое, не трогали, не марали, чтобы безлюбые пришлецы поскорее ушли из этих мест…
«Почему?» Порой винят суровый климат, долгие зимы, не благоприятные для развития цивилизации. Но сравнение с еще более северной и все-таки процветающей Финляндией да и всей Скандинавией опровергает такое объяснение. Там ведь нет ни среднерусских равнин, ни степей, ни чернозема — а они построили чудесную цивилизацию, мирную, изобретательную, добрую к человеку — и по благосостоянию во многом опережают остальную, климатически более мягкую Европу!
Помимо географического фактора выдвигается еще морально-религиозный. Россия — многострадальная земля, такова ее небесная участь, ее христианское назначение. «Удрученный ношей крестной, /Всю тебя, земля родная, /В рабском виде Царь небесный /Исходил, благословляя» (Ф. Тютчев). Однако страна, убившая десятки миллионов своих и чужих граждан и настроившая ГУЛАГи на огромных пространствах Европы и Азии, вряд ли может служить образцом христианской добродетели. И до сих пор незаживающие раны кровоточат в разных частях мира: и в Северной Корее, и в Афганистане, и в Закавказье, и в Украине…
Что же ответить студенту — так, чтобы не вышло слишком лирично или мистично?
Мне кажется, причина несчастий России — величина ее пространства и соответствующее чувство собственного величия. Основоположник славянофильства А. С. Хомяков заклинал дорогую ему Россию не гордиться своим простором и не подаваться на льстивые самозаклинания:
«Гордись!» — тебе льстецы сказали:
«Земля с увенчанным челом,
«Земля несокрушимой стали,
«Полмира взявшая мечом! <…>
«Красны степей твоих уборы,
«И горы в небо уперлись,
«И как моря твои озеры…»
Не верь, не слушай, не гордись!
(России, 1839)
Пространство пожирает и опустошает страну изнутри. «Мы живем, под собою не чуя страны» , — сто лет спустя писал О. Мандельштам. Живущему в этой стране трудно почувствовать ее своей и нести за нее ответственность. Она не прилегает к коже, а вздувается, как огромный волдырь. Что бы ни сделал человек, эта страна все сведет на нет. Он насадит сад — а откуда-то нагрянут чужие и все заберут или разорят. Это страна всехняя и ничейная, в ней нет разгородок для личной свободы и ответственности, для сплоченного сообщества людей — сотруженников и сомышленников. Это страна ни для кого не своя, в том числе и для тех, кто правит ею. Они всё забирают у регионов, а регионы в ответ не хотят работать на столичных начальников, зарывающих свои сокровища где подальше. И поэтому все повисает в неопределенности: необеспеченность прав и невыполнимость обязательств, невозможность договоров, предполагающих взаимоответственность.
Говорят о ресурсном проклятии России, но есть еще более страшное — территориальное проклятие. Нельзя ни отдать эту территорию, ни освоить ее — только стыть и пустеть вместе с ней, впуская все глубже в каждый дом, в каждое сердце чувство безысходности.
Александр Солженицын упрямо твердил, что Россия нуждается в системе земств, местного самоуправления, и в этом он был великий реалист. Но он же полагал, что новая федеративная держава должна вобрать в себя все славянские республики и Казахстан, т.е. верил в благотворность общего государственного пространства и призывал к его расширению уже после распада СССР. «В 1991 упущена была – если она ещё была? –
единственная здоровая перспектива: реальное, взаимокрепкое соединение трёх славянских республик с Казахстаном – в одно федеративное государство («конфедерация» – это дым)…», — писал Солженицын в своей публицистической книге «Россия в обвале» (1998). Казалось бы, как не понять, что местное самоуправление и такое огромное пространство, управляемое из одного государственного центра, — несовместимы? Сильные земства на необъятной земле, — эта утопия несбыточна для России. История показала, что введенные в 1864 г., на волне александровских реформ, земства, как форма самоуправления, все больше становились легальной оппозицией центральному правительству — и были отменены в 1918 г., едва большевики взяли власть.
Александр Кушнер писал в 1969 г.:
…Как много от слова до слова
Пространства, тоски и судьбы!
Как ветра и снега от Львова
До Обской холодной губы.
Так вот что стоит за плечами
И дышит с тобой заодно,
Когда ледяными ночами
Не спится и смотришь в окно.
Большая удача — родиться
В такой беспримерной стране.
Воистину есть чем гордиться,
Вперяясь в просторы в окне.
Но силы нужны и отвага
сидеть под таким сквозняком!
И вся-то защита — бумага
Да лампа над тесным столом.
«Большая удача… воистину есть чем гордиться». Поэт, публикующий это в СССР, сам понимает риторическую условность своих восклицаний. Обширность пространства — самый обманчивый и во всех смыслах пустой предмет для гордости. Как можно гордиться ничем, т.е. пустотой территории, которая обратно пропорциональна тому, что она содержит в себе? А бумага и лампа — плохая защита от «пространства, тоски и судьбы», как свидетельствуют судьбы многих русских писателей ХХ века: убитых, высланных, растоптанных, замолчанных, порабощенных, обездушенных…
Да и сам народ, уменьшаясь, раздавливаясь, под угрозой социального и физического вырождения, несет на себе иго этой «необъятной родины своей», где никак не может почувствовать себя хозяином. Иго пострашнее ордынского — да и доставшееся по наследству от той же Орды. «Бойтесь данайцев, дары приносящих».
Вот почему не слишком счастлива эта земля — она растерзана своими просторами и одержима духом пустоты, который не выносит никакого жизнеустроения на определенном месте. Как сказал бы Гегель, «абстрактная идея беспредельности уничтожает всякую жизненную конкретность». Пьянство, воровство, коррупция, лень, ложь, насилие — это лишь многообразные формы запустения и отвлечения от конкретного труда жизни: нет твердого понятия о собственности, о реальности, о правде, о свободе, об индивидуальности, о гражданском долге, о человеческом достоинстве. Все это расплывается в абстракции великого пространства, которое никто не может чувствовать своим, ибо оно, как призрачный горизонт, отступает от каждого реального места, предает его, сметает в ничто. Великое и неопределимое «там» (там, в столице, там в Кремле, там, на небесах) торжествует над «здесь» и требует от него новых и новых жертв. Этот призрак великого пространства люди называют «Государством» и кормят своей плотью и кровью, своими детьми, своим имуществом, честью и свободой. Об этом — и Замятин, и Булгаков, и Ахматова, и Зощенко, и Платонов, и Набоков, и Солженицын — все, кого мы изучали в нашем университетском курсе.
Источник: http://www.chaskor.ru/
НОВОСТИ Калининского района и Твери в группе ВК , ПОДПИШИТЕСЬ!!!
Оставить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.